Есть такой предмет – «Основы религиозных культур и светской этики», его смысл состоит в том, что в 4-м классе (почему в четвертом? Нет ответа) преподают на выбор один из шести модулей: «Основы православной культуры», «Основы исламской культуры», «Основы буддийской культуры», «Основы иудейской культуры», «Основы мировых религиозных культур» или «Основы светской этики».
Несколько дней назад патриарх Кирилл заявил о том, что в московских школах противодействуют преподаванию «Основ православия». То есть иерарх РПЦ бросает буквально в лицо министру Ливанову вполне себе серьезные обвинения. Министр в ответ говорит какую-то ерунду в стиле «работа работается». «Добровольность выбора учеников и их семей, качество обучения, уровень подготовки педагогов будут постоянно находиться под нашим ежедневным контролем», – утверждает министр, и из этого ответа непонятно ровным счетом ничего.
Между тем вопрос очень простой: как организован выбор предмета в ходе обучения «Основам религиозных культур и светской этики»? Притесняют или нет?
В нормальной реальности министр образования собирает брифинг, сажает рядом с собой соответствующих специалистов и разъясняет, разъясняет, разъясняет. Подробно, обстоятельно, с цифрами. Патриарх ошибается? Ничего страшного, каждый может ошибиться. Патриарх прав, и это недопустимо, виновные будут наказаны? Очень хорошо. Система преподавания курса «Основы ...» работает вот так и вот так, а вот здесь у нас трудности, но мы их исправим? Тоже отлично.
В ненормальной реальности министр правительства, которое, кажется, стремится к открытости (например, Михаил Абызов, отвечающий за взаимодействие чиновников кабмина с «открытым правительством», прямо так недавно и сказал, мол, разъяснять – «основная задача»), произносит ничего не значащие слова и спокойно идет домой.
Пресс-служба Министерства образования отвечает на вопросы письменно и в течение 10 дней. То есть даже звонить туда не имеет никакого смысла: отписка, которую составляют так долго, будет заведомо бесполезна, проверено грустным опытом.
Министерские отписки меня не очень интересуют, и я пытаюсь получить ответ от чиновника Минобра, который иногда по доброте душевной рассказывает «не под запись» о том, что происходит. На вопрос о курсе ОРКСЭ чиновник смеется и говорит, что это – начальная школа, кому она интересна. Интересен ЕГЭ, вузы, выпускники, а четвертый класс – смешно даже и говорить, как-то все там идет себе и идет.
Если министр не отвечает и министерство не отвечает, идем дальше. Следующий уровень – департамент образования города Москвы. Пресс-служба департамента не знает, кто может дать ответ на этот вопрос, и предлагает в течение 10 дней все разъяснить письменно (вертикаль – она такая), а сотрудница департамента, отказавшаяся представляться (долгая система переключения, из кабинета в кабинет, «сейчас я вас соединю»), молчит в трубку, а потом говорит, что данных по выбору одного из шести модулей у нее нет, и ни у кого нет, и вообще лучше звонить в окружные, а «мы здесь не знаем».
На сайте столичного департамента в разделе «среднее общее образование» есть все, что душе угодно, но нет ответов. Начинается, кстати, раздел с «ЕГЭ» и «ГИА», а также гласит о том, что «в соответствии с городской стратегией развития образования система общего образования в Москве в кратко- и среднесрочной перспективе будет содержать: пространство для формирования нового профессионализма учителей».
Дочитайте до конца, чтобы понять, что это за «пространство».
Звоню в окружные управления образования. Время – это важно – 16 часов 10 минут, разгар рабочего дня.
Управлений много, по числу округов, звоню. Никто не берет трубку. Звоню в каждое. Все равно никто не берет трубку. Наконец трубка снята. Сердобольная барышня в ЗАО говорит удивленно: «Но ведь уже 16.45, все уже ушли. С 8 часов утра работаем». Мэр Москвы Сергей Собянин обязал чиновников начинать работать в 8 утра, подразумевая, видимо, что главная их функция – не мешать движению в городе, а вовсе не делать, простите, жизнь человека легче.
Я на минуту представляю ледяной темный ад столицы в 7 утра, начало рабочего дня в 8, школьники только-только начинают учиться, мероприятия раньше 10 не начинаются, а значит, в это мрачное утро точно не будет происходить ничего. Благословенные два часа, думаю я.
На следующий день повторяю обзвон. Везет уже на третий раз, в ВАО мне милостиво отвечают, что знать ничего не знают и нужно звонить методистам. Ах, еще и методисты, печально думаю я, и звоню методистам. Майя Майсурадзе, заместитель руководителя методического центра Юго-Западного окружного управления образования (МЦ ЮЗОУО – такие сокращения в системе повсеместно, без пол-литры не разберешься, о чем идет речь), стала первым человеком, который вообще хоть что-то ответил.
Комментарий стандартный, в стиле «проблем нет, все хорошо», но и на том спасибо.
Рустам Курбатов, директор частного лицея «Ковчег-XXI», напротив, разговаривает охотно, ничего не боится и критикует как РПЦ, так и саму систему преподавания. Завуч по начальной школе, говорит он, ночами не спит, пытаясь свести учебные планы. Это – важный штрих, а за подробностями спускаюсь еще ниже, к самим учителям.
Учителя отвечают радостно и подробно, но все – «не под запись», «не упоминайте подробностей» и далее по тексту. «Вы напИшете, а нам тут жить». Пожалуй, большую степень несвободы мне приходилось встречать лишь на режимном предприятии, где через шаг – секретность. Школа выглядит похоже, в воздухе витает легкий запах стокгольмского синдрома: да, все это невыносимо, но давайте не будем.
Не будем, конечно. Если вы чувствуете себя крепостными, воля ваша, я – не поэт Николай Некрасов, воспевать не стану.
То, что говорят учителя, сводится к нескольким пунктам: давления нет, есть бардак при чудовищной зарегулированности, переобучения никто не проходит, кто-то что-то ведет из курса, но в основном занят заполнением бумаг для методистов, окружных управлений и департамента. Начальства много, все любят бумагооборот. При этом – страшный хаос, цифр нет, данных нет, липовый отчет на липовом отчете, «а в принципе все заняты ЕГЭ в основном, остальное – так, боком-боком», – грустно признается учитель математики и кладет трубку.
В уме прикидываю и хочу ошибиться, но на каждого учителя в Москве приходится ровно по одному чиновнику Министерства образования. Они не отвечают на вопросы, уходят домой в 16.45 и неплохо себя чувствуют со своими отчетами, в которых почти нет правды.
И, наконец, я звоню священнику. Нет, не исповедаться, хотя гневался я за эти два дня столько, что уже пора. Взять комментарий. Отец Андрей Кураев, автор учебника, берет трубку и спокойно, вдумчиво излагает свою точку зрения на происходящее, рассказывает о формах давления и обмана, которые могут быть использованы в школе, добавляет, что в Москве по сути нет митрополита, ведь патриарх Кирилл – иерарх всей церкви, и его аппарат работает на связь с федеральными органами власти и на дела всей РПЦ. Это – честный ответ.
Кураев не боится, не бегает и не пребывает на совещаниях, и уже одно это почему-то кажется мне подвигом.
Михаил Бударагин, обозреватель газеты "Взгляд"
