Сегодня, 9 мая, в день великой Победы, «Интервью недели» посвящено одному из ветеранов Великой Отечественной войны.
Боровикова Ольга Петровна застала начало войны в 14-летнем возрасте. Братья и отец ушли на фронт, их многочисленная семья, состоящая из детей и женщин, осталась жить в своей деревне в Калужской области.
Когда немцы подходили к Москве мимо их деревни, семью Ольги Петровны забрали в плен. Совсем юная девочка вместе с мамой и сестрами пережила перегоны пленных из России на поездах и пешком, концлагерь, жизнь у «хозяев» в Польше и Литве. Вернулась Ольга Петровна в Россию лишь спустя 10 лет после окончания войны.
– Какие чувства вы испытываете 9 мая?
– Слезы одни. Как вспомню все это – кошмар.
– Насколько я знаю, у вас была необыкновенная судьба во время Великой Отечественной войны. Расскажите о том, как вы встретили войну.
– Нашу деревню застали немцы, когда к Москве шли. Через два года нас эвакуировали и направили в лагеря – в Латвии, в Польше. А потом у хозяина жила.
– А можете рассказать о лагерях? Как там было?
– Как скоты жили: спали на полу, еду давали по ведру на шестерых. Из нашей семьи были – я, сестра с четырьмя детьми, мать, младшая сестра – и на всех получали одно ведро. А иногда только питье было. А потом нас вывезли по хозяевам, и там мы работали. Все мужчины были на фронте. А в лагерях только дети и женщины.
– А как это – хозяин?
– В Польше и в Латвии мы жили в домах у семей, где работали на них. Там намного лучше было. Они нас и накормят, и напоят. Меня сразу пустили к коровам хозяина. А сестра работала с маленькими детьми, чтобы кормить и своих детей. За суп. Так и жили. Вот и дожила до 87 лет.
– Я знаю, что послевоенные годы были очень тяжелыми. Когда война закончилась, где и как вы жили?
– Мы остались в Литве. Моя мать сказала: «Мы не вернемся в Россию, пока не вернутся наши мужчины».
Потом мы жили в Польше у хозяев, они нам хоть еду давали. А потом вернулся муж моей сестры, забрал детей и в Россию уехал. Но мы продолжали там жить – моя сестра Мария, я и мать. В Польше уже в то время была советская власть, было чем питаться.
А был еще случай. Когда мы жили в Белоруссии, все колодцы с водой были заняты немцами. А русским был отдан только один. И мы столько вычерпывали, что воды не было. И я в колодец опускалась, зачерпывала кружечку, и мы пили. Потому что в речке вода была очень мутная – и колеса плавали, и убитые. Чистую водичку пили с колодца, а с речки брали воду для того, чтобы еду приготовить.
– Расскажите, пожалуйста, как относились в Литве, в Польше к русским?
– В нашей семье к нам относились отлично, не обижали.
– А в начале войны, когда вы жили в лагерях у немцев, какое было отношение к русским?
– Это было вообще ужасно. Приходилось подчиняться. Куда гонят, туда и идем. Вначале пешком гнали километров по 30, потом по вагонам «телячьим», потом поезд встал и день-два стоим – фронт идет, а мы на улице находимся и выживаем. Но люди в Литве и Польше были хорошие, хоть еду давали. Мы ходили по домам и побирались, хлеб просили. На их языке попросим, а потом еще по-русски, нам и дадут всего – и сала, и хлеба, и все, что попросим.
Потом опять тащат, пока не приехали в концентрационный лагерь. А там еще хуже – лучше на свободе сидеть, чем в концлагере. Очень многие умирали. Но мы как-то чудом выжили. Спали мы на соломе в конюшнях, не мылись.
Я с матерью в лагере была около восьми месяцев, а сестра дольше. Мы сбегали – где спрячемся, где отсидимся, подождем, чтобы нас русские застали. А потом опять поймают и везут в Германию. Но туда мы так и не попали – у нас семья была слишком большая, поэтому нас не повезли. Очень сложно было, очень. Ну что делать, жить-то надо.
В концлагере отбирали все, что можно. У сестры отстригли полностью волосы, у меня только косички. Была одна бабушка, у которой зубы были золотые, так немцы взяли и выбили их все. А когда немцы кинули зубы в свой мешок, я увидела, что там и крестики, и колечки лежат.
– Может быть, к женщинам было какое-то уважение?
– Какое там! Работать, работать, а не выполняешь норму – кучкой-кучкой и гонят. Некоторые протестовали. Но что же делать, мы поневоле, надо трудиться.
– А как вообще вы попали в плен?
– Немцы шли к Москве, а в нашей деревне в Калужской области остались одни женщины, и по дороге в Москву нашу деревню сожгли, а нас всех забрали. Я сама лично стояла около своего дома и видела, как он горит.
– А вы верили в победу?
– Ой, да вы что, конечно верили!
– Страшно было?
– Очень страшно, а потом как-то привыкаешь ко всему, к этой бомбежке, и думаешь, что так и должно быть. Был случай, когда пошли мы с девочками зимой на речку за водой, ждем, пока растает лед. И тут обстрел прямо по нам, девочке попали в ногу. Мы подняли ее и понесли, не задумываясь. Сложно, очень сложно было. Не дай Бог.
– В минуты опасности, бомбежки, о чем прежде всего думали люди?
– И малые, и старые всегда говорили: «Только бы победить, только бы победить». Людям подсказывала душа, что все равно будет победа.
Я однажды сказала маме: «Ну какая победа?». А мать меня по спине стала бить и сказала, что русские все равно выгонят немцев и не надо говорить об этом. Каждый молился Богу. Хотя при советской власти вера отсутствовала, но каждый чувствовал своей душой и молился: «Господи, помоги, Господи, помоги».
